И люди любили ее. Любили искренне. Так искренне, что после первого же удачного покушения, пока она лежала в госпитале без сознания, весь мир носил цветы к венерианским посольствам и консульствам, зажигая свечи и не давая им потухнуть, символизируя этим ее борьбу со смертью. Маленькая добрая принцесса, надежда целой планеты на счастливое будущее!..
…Надежда разбилась сразу после смерти матери, за последовавший коронацией. Реальный мир оказался неподъемен для маленькой сказочницы. Слишком жесток, чтобы «добрая принцесска» смогла с ним справиться. Потому, что им правят не чувства, и не чудеса, а голая убийственная целесообразность. И главный постулат выживания государства звучит так: «Хочешь жить — дави! Дави их всех!!! А для этого выжми из имеющихся ресурсов все соки! И плевать на тех, кто думает не так, как ты!».
Как оказалось, кровь — это тоже ресурс, наряду с финансами, армией, флотом, СМИ или законами. Кровь гвардейцев и солдат, каждый день умирающих при исполнении долга; не всегда честного и не всегда праведного, но всегда необходимого. Кровь тех, кто попал в жернова политической машины и выбрал «не ту» сторону. Не плохих людей, а иногда очень даже симпатичных в личном плане. Способных и умных. Но жизнь которых несовместима с существованием государства. Жизнь бесправных рабочих, вынужденных горбатиться ради процветания Родины, не живя даже, а выживая, борясь за обглоданный кусок синтетического хлеба, глоток регенерированной воды и плохо очищенного кислорода. Жизнь людей, живущих в криминальных трущобах на окраинах, ежедневно и еженощно ведущих борьбу только за то, чтобы прийти домой целыми и невредимыми… Всех не перечислить!
Власть — это большая кровь. И ложь, чтобы эту кровь оправдать. Она сдалась, пала под наплывом оной, утонула в этой страшной красной реке…
…Но не ушла на дно. Сдалась, пала, но не опустила руки. Потому, что она — королева, а быть королевой, даже реальной, это тоже сказка. И пускай она не может ничего изменить, сама, сейчас, как сильная правительница сильного государства, она еще расскажет миру свою ПОСЛЕДНЮЮ сказку. Ведь то, что она сделала, ничем иным назвать нельзя.
Сказка. Чудо. Ни один здравый человек до такого не додумается! Ведь правитель должен быть прагматиком, от него ждут прагматичных решений, а не чудес…
…И она дала миру такого прагматика. Воплощенную сказку, но при этом совершенно реальную. И пусть жестокий и кровавый мир начинает молиться!
Следователь отсутствовал более четверти часа. Сидящая в наручниках перед его столом молодая женщина с безучастным лицом смотрела перед собой, ничего не видя, полностью погруженная в свои думы. Она не производила впечатления матерой уголовницы, но вела себя на допросе практически также: нагло, развязано, дерзко. Хамила, смеялась следователю в лицо, язвила. А сейчас, оставленная в одиночестве, «отключилась», уйдя в себя.
Конечно, она знает, что все её потуги бесполезны. Законы жестоки, но это законы, и их надо исполнять. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, её будущее, на ближайшие лет пять, четко и недвусмысленно определено. Так зачем же трястись, лебезить, бояться?
Она никогда никого не боялась, не собирается этого делать и теперь. И пошла бы вся гвардия, в лице следователя и громил-надзирателей далеко-далеко!..
Именно это прочел в её лице высокий светловолосый мужчина с длинными, ниже плеч, волосами, задумчиво наблюдающий за подследственной с портативного визора вот уже пятнадцать минут. Референт, копающийся в голоизображениях файлов следственного управления, наконец, воскликнул:
— Да подходит, сеньор граф! По всем параметрам!
— Наконец! Долго ты… — недовольно фыркнул тот, кого назвали графом.
— Так, база данных-то чужая?… Они тут у себя сами ногу сломят, где уж мне нужное отыскать!..
Глянув на изображение вслед за шефом, он спросил, добавив в голос немного умеренного ехидства:
— А вас не смущает, ваша светлость, её… Немного экзотическое прошлое?
— Первый срок? — его светлость хмыкнул. — Мне кажется, именно такая нам и нужна. Сильная. Решительная. Пробивная. И чтобы было за что зацепить. Чтобы боялась, что мы передумаем. Стелилась перед нами, но пёрла по жизни напролом. За нашими спинами…
— Ты посмотри на ее глаза! — кивнул он на визор. — Это глаза хищницы, львицы! Пускай сейчас ей плохо, пускай ей на многое наплевать, но она не сдается, не опустит руки! И того, что осталось, у неё никому ни за что не отнять!
— Львицы не занимаются незаконной проституцией в самом центре Красного квартала, сеньор! Это прерогатива забитых европеек, нищих американок или нелегальных гостий с Востока! Тем нечего терять, максимум, что грозит — это депортация! А она — чистокровная венерианка, хоть и из русского сектора!
— Ничего ты не понимаешь в людях! — подвел итог граф, после чего поднес к губам браслет. — Сеньор комиссар, проводите к задержанной…
Женщина подняла глаза. Вслед за охраной в допросную вошел высокий длинноволосый человек в строгом лощенном костюме, уверенно держащий себя, и невысокий человечек с «заезженным» лицом, держащий папку складного вычислителя в руках. Это еще кто такие?
О втором можно было сказать с уверенностью — личный секретарь. Слишком рабочее-сосредоточенное выражение лица. Да и неброская внешность, соответствующая статусу. Однако, первый выделялся. Как манерой держаться — будто он и есть князь вселенной, а все вокруг — в лучшем случае подданные, так и внешним видом. Блескучий костюм дорогого покроя, но при этом неброский, не кричащий о себе: «Смотрите, мой хозяин — аристократ! Энергобарон в восьмом поколении! Он купит вас тут всех, мать-перемать, если захочет!», а скромненький такой, незаметненький…